Обозреватель Sobesednik.ru Олег Перанов делится своими воспоминаниями об ушедшей из жизни певице Людмиле Сенчиной.
Умерла народная артистка Люся Сенчина. Она любила, чтобы ее так называли. Хмурилась, когда обращались: Людмила Петровна. Последние года два боролась с онкологией. И вот… Ей было 67 лет.
Большая печаль! Светлый, простой, добрый человек ушел. Да, я знал, что Сенчина больна онкологией. Мой друг, который в Санкт-Петербурге борется с этой же болезнью, сказал мне год назад, что лечится в одной больнице вместе с Сенчиной. Наказал ему: «Не говори никому!» Слава Богу, никто не писал об этом. Подумал тогда: может, ей позвонить, предложить помощь? Звонил, общались, но про болезнь мы не разговаривали. Ну никак она с болезнями не ассоциировалась.
«Я – идиотка, да?!»
Вспоминаю нашу первую встречу. В мае 2008 года я приехал в Питер делать интервью с Сенчиной. На тот момент ее забыли: по телевизору не показывали, журналисты не вспоминали. И когда я ей позвонил с просьбой о встрече, она обрадовалась: «Не называй меня Людмилой Петровной, боже упаси! Только – Люся и без отчества… Представляешь, на Западе как бы звучало: Шакира Генриховна?! Приезжай ко мне на дачу, я приготовлю вкусненькое, пообщаемся!» Почему-то сразу создалось впечатление, что мы давно знакомы.
Садоводческий кооператив «Культура», где жила в последнее время певица, расположен в 40 км от Питера. Там же находятся дачи других питерских звезд: актрисы Нины Ургант, сатирика Семена Альтова, актеров Ивана Краско, Михаила Боярского… Сенчина купила там двухэтажный домик в конце 1980-х. Рассказывала, что приобрела его у супруги известного драматурга Бориса Рацера.
– Она была страстной любительницей антиквариата, и мне от нее достались вот эти колокольчики над поленницей, некоторые картины… – Актриса встречает у калитки и показывает участок. Улыбается, знаменитые ямочки на щеках, почти без макияжа. Мне показалось, про каждый кустик она говорила отдельно, целовала его и смеялась: «Я – идиотка, да?! Но люблю их!»
– Видишь большой куст посреди двора?! Это дикий шиповник, сорняк. Он раньше был у Нины Николаевны Ургант, которая через забор живет, она его выкопала, хотела выбросить. А я увидела – забрала себе. Ах, как он хорош летом, прекрасные белые цветы и потрясающий запах!
– Любите поработать на земле?
– Положа руку на ногу, скажу честно: в земле ковыряться мне неинтересно. Я родом из деревни, но в детстве возилась только с домашней живностью: поросятами, курами. А огород не копала. Так что я от этого далека. Тут в одной газете написали: «Сенчина любит в земле пово-зиться на даче». Полная чушь! Хотя люблю все живое. Вот кормушки для птичек везде висят, сама сделала. Правда, наш кот Кисс и собака Тим охотятся на птичек. Такое впечатление, что мы специально прикармливаем птичек, чтобы наши питомцы за ними охотились! – смеялась Людмила.
Она показала мне дом. Уютный, деревянный, в каком-то особом аромате. На втором этаже, открывая очередную комнату, смеяться перестала: «Это комната моего сына, который так редко тут бывает! Слава давно живет в Америке».
– Когда-то я отдала его в школу с углубленным изучением английского языка, – с грустью рассказывала Сенчина. – И английский ему так понравился, что он начал сочинять стихи, а потом и песни. Создал свою рок-группу. Когда учился на втором курсе университета, группа отправилась на гастроли за границу. Ребята побывали в Америке – и он решил там пожить. Теперь у него своя контора, он занимается страхованием и еще чем-то, в чем я совершенно не понимаю. Мы такие с сыном разные! Он педант, не курит, не пьет, в теннис играет, а я… Эмоциональная, простая, люблю общаться. Но выбор сына уважаю и полностью ему доверяю. Жаль только, что не женат и внуков у меня нет.
Офигительный борщ
В тот день Людмила – Люся показывала дом, но причитала: «Надо на кухню уже идти!» И вот мы оказались на кухне. Сенчина указала на огромную бутыль (уж не знаю, сколько литров, но такие деревенские «самогоны» показывают в кино): «Вот моя настойка на рябине, прошу к столу!» В тот день хозяйка приготовила холодец, запеченную корюшку, гороховый суп и разные соленья. После третьей стопки вдруг заявила:
– Почему ты меня не спрашиваешь о любви, о моих мужьях? О Стасе Намине или Игоре Талькове?
– Люся, вы знаете, я как-то и не планировал…
– Все меня спрашивают только о личной жизни, – с тоской сказала Сенчина. – Я как актриса никому уже не нужна. Зовут на ТВ, когда вспоминают умерших. Да, я стала толстой. И что?! Голос-то звучит. В Питере пою, а в Москву давно уже не зовут. Была в Америке, упала и сломала ногу. Долго лежала в гипсе, растолстела и после этого долго не могу в норму прийти.
В разговор вмешался Володя. То ли муж, то ли не муж, но и директор Сенчиной, и водитель, и администратор. Она его называла «мой ангел».
– Олег, давайте я поставлю вам новые песни Люси, никто же их не знает. Диск мы не выпустили, но записали, подарю вам черновую запись, – восторженно предложил Владимир. Подарил любительский диск, Люся расписалась.
– Так, не мешай нам, зачем ему мои песни?! Потом послушает. Дай поговорить, – строго скомандовала Люся, наливая настойку (категорически не хотела, чтобы это кто-то другой делал).
– Люся, тут недавно Алла Пугачева про вас сказала: «Сенчина – первый голос в нашей стране». Приятно?
– Думаю, Алла пошутила. Я понимаю, что у меня есть голос, но таких еще тысячи, я не особенная. Знаешь, всегда держусь скромно, в стороне. Хотя приятно, когда хвалят. Но про меня сейчас говорят: «неформат». Что это такое, до сих пор не понимаю. В советские времена чиновники упрекали, что у меня нет патриотических песен. А сейчас говорят: у вас, мол, только патриотические песни… Но то, о чем я пою – это доброта и любовь, это вечное!
Мы расставались долго: Люся несколько раз выходила к машине – то диск подарить, то пирожки с собой забыла дать, то просто поцеловаться. И причитала: «Будешь в Санкт-Петербурге, заходи! Я готовлю офигительный борщ!» И когда мы потом созванивались, встречались за кулисами концертов, она всегда смеялась: «Когда же на борщ заедешь?!»
Сейчас сожалею, что так и не заехал.
* * *
Вспоминает Ирина Мазуркевич:
— Участвовала я в конце октября в концерте в Большом концертном зале «Октябрьский». Жду своего выхода. Поёт, слышу по трансляции, Людмила Сенчина. И вдруг — какие-то неточные ноты, неузнаваемый голос. Выскакиваю в коридор из гримёрки, а там уже Игорь Корнелюк и Михаил Смирнов. От Игоря я узнала, что она больна. Люда спела ещё НЕСКОЛЬКО песен, хоть это было необязательно, и слышно было, что ей нелегко. Она подошла к нам после выступления, улыбаясь, как всегда. Мы пообщались, и я спросила: зачем она так много пела? Можно было бы пожалеть себя. (Это было сказано полушутя, чтобы не показать жалости). «Я тебе, Ира, потом расскажу», — ответила она. Не рассказала, а мне и не нужно — ей хотелось! Для неё каждый концерт был — последним… Светлая память.
* * *
Материал вышел в издании «Собеседник» №04-2018.
