Прасковья и Настасья жили по соседству, красавицей Настенька никогда не была — сама худенькая, волосы в две тонких косички всегда заплетены, да на затылке уложены, а вот взгляд…взгляд у девочки был всегда особенный.
Бывало начнет кто-нибудь ворчать, а стоит Настасье взглянуть, как человека того и отпустит сразу. И ведь взгляд не грозный, а открытый, будто добро лилось из этих больших голубых в зеленую крапинку глаз.
Как подросла девушка отбоя от женихов у неё не было, а выбрала Васю, теть Шуры соседки сына.
Встречались поначалу тайно, дабы люди судачить не начали, счастье оно ведь любит тишину. Даже своей лучшей подружке Прасковье Настя ничего про Васю не рассказывала.
Полюбили они местечко одно в роще возле изгиба речушки местной, уж больно там берёзки ласковые росли, цветы звонко пахли, да никто из местных не захаживал. Там и признался Василий Настасье в любви, там они поклялись быть всегда вместе…
А потом Василия забрали в армию, на проводах все и узнали про отношения его с девушкой. Люди порадовались, мол какая пара хорошая, а Прасковья, узнав об этом неделю из дома не выходила, все рыдала в подушку, успокоиться не могла. Мать и так и сяк к ней подойдёт — бесполезно…
— Ну что ты ревешь, этих Вась в жизни ещё столько будет, на утрись, да вставай, отец скоро приедет, приберись хоть, пока я с ужином вожусь…
***
Вскоре в деревню приехал Васин брат Николай и не на несколько дней, как обычно, а на целый месяц — дом помочь отцу с зимы поправить, огород вскопать, картошку засадить. В городе у него была работа, съёмная комната, а семьи пока не случилось, вот и стал он приглядывать девчонок местных. А тут ему на глаза Настасья и попалась, как взглянула своим неповторимым взглядом, так парень то голову и потерял.
— Отстань от неё, чай брата невеста, — ругала мать.
— А я не пристаю, или посмотреть уже нельзя, — отмахивался Николай, а сам все больше и больше утопал в этих бездонных голубых глазах.
Месяц прошёл — а Николай никуда не уехал, потом его на местной ферме увидели, соседки все головами качали, мол уведёт брата невесту и глазом никто моргнуть не успеет. Кто-то видел как по вечерам Прасковья все бегала к речушке, а возвращалась поздно, следом и калитка за Николаем закрывалась…
Той же осенью сыграли свадьбу Настасья и Николай, невеста все сидела за столом, обводила грустными глазами гостей, да выходила подышать часто на воздух, от взгляда вездесущих соседок не укрылась радость в глазах Прасковьи, казалось, веселилась она на этой свадьбе больше всех, все за подруженьку радовалась.
После свадьбы Николай и Настя уехали в город, в маленькую его комнатку в коммуналке, там и родилась Таисия, не похожая ни на мать ни на отца, с большими темно-карими глазами и ямочками на щечках точь в точь как у Василия. От Николая не скрылось это феноменальное сходство, но он закрыл на все глаза, главное — Настасья рядом, все задуманное получилось. А молодая жена ушла с головой в заботы о малышке, про деревню старалась не вспоминать, не хотела ни видеть ни слышать ничего о ней.
***
Тем временем Василий вернулся с армии, месяц другой жил помогая родителям, а потом объявил неожиданно, что женится. Мать ахнула, на ком?
— На Прасковье, — буднично сказал Василий.
— Ты хоть любишь ее, в глазах пустота сыночек, или назло все Насте?
— Я женюсь и точка мать, а назло не назло — дело не ваше.
После свадьбы отстроился Василий недалёко от родителей, жену привёл в добротный, светлый дом. Там и родились Софьюшка и Ванюшка. Потекли годы, Прасковья занималась воспитанием детей, да хозяйством, а Василий трудился на ферме. Жили просто, со временем Прасковья поняла, что не полюбит он ее, как веяло от мужа холодом за три версты, так и продолжалось много лет. Сколько она плакала, причитала, все без толку. Насильно ведь мил не будешь.
И лишь матери призналась, как перехватывала тогда письма Василия Настасье, как просила брата его оговорить Настасью, видя, что по сердцу тому девушка пришлась, мать гладила по голове, жалела дочь, успокаивала, что все в прошлом, детки подрастают, живи мол и радуйся…Но совесть видимо взяла верх, и только хотела Прасковья открыться мужу, как из города пришло известие — не стало Николая и Настасьи, одна доченька — сиротинушка осталась, у дальней родственницы Настасьи живет…
Бабушка с дедом естественно девочку к себе и забрали.
Как увидели деревенские Таю, так и ахнули — вылитый Василий. Бабушки — соседки зашептались, сплетни дошли и до Прасковьи — та в слезы.
— Это что же получается, — задумчиво произнёс как-то пройдя с работы Вася — Тайка родилась в декабре, свадьбу сыграли осенью, а Николай вернулся в деревню в мае. Выходит, Настасья от меня родила?
— Да с чего ты взял то?
— А судачат много, только глухой не услышит. И похожа как…
— Ну похожа может потому что Коля брат твой родной, что гадать то…
Но Васю как магнитом тянуло к девочке, все в ней было такое родное, а этот взгляд, он так напоминал Настасью. Часто, по долгу службы уезжая в город, мужчина привозил девочке гостинцы. А однажды купил большую красивую куклу. В сердце разлилось тепло, когда грустные глаза девочки наполнилось радостью от подарка.
— Мать, заберу я ее к себе, моя она, чувствую…
— Да ты что удумал то, Прасковью позорить на всю деревню будешь и так судачат на каждой лавочке. Пусть с нами живет, а ты сынок приходи в гости, так и видеться будете.
Время шло, девочка подрастала, все больше и больше походя на Василия. Тут заболел дедушка, вскоре осталась мать одна, все отдушину во внучке видела, но одной тяжеловато становилось. А когда Василий отвёз мать в райцентр а больницу, после очередного обострения старой болячки, Таю пришлось забирать к себе.
— Ты мне ее не привечай! Нечего! Своих вон на ноги ставить надо, иш чего удумал, — возмущалась Прасковья собирая на стол.
— Не могу я так, чай не чужая…
Прасковья метнула на мужа взгляд подобно молнии.
— Ну что смотришь? Всю душу ты мне вынул этим своим взглядом колючим! Твоя она Васенька, Настя беременная замуж выходила, вот и уехали они с Колей в город дабы пересуды не начались. Доволен?
— А ты откуда все знаешь?
— А я все эти письма тебе писала, что, теперь развод? Имеешь право…
Василий подошёл к окну, сердце наполнилось грустью и такой тягучей тоской. Только вчера бегал на свидания, признавался в любви, а сегодня…пол жизни уже прошло, а счастья как не было, так и не будет…
— Не будет развода, — сказал он наконец — детей надо на ноги ставить, семья им нужна, а Таю я к себе заберу хочешь ты этого или нет…
***
Женщина вздыхала, ворчала, да поделать ничего не могла. Теперь придётся ещё туже поясок затянуть, младший осенью в первый класс идёт, старшая вытянулась за лето — обновы опять справляй. Умом то Прасковья понимала — нельзя девочку со старенькой бабушкой оставлять, а в душе ревновала Василия неистово к той, которая была первой, которая родила такую красавицу дочь, их то дети не в Васину породу пошли, больше на Прасковью походят, а она красотой никогда не блистала…
Тая вошла в свой новый дом осторожно, опустив глаза, поздоровалась с Просковьей, улыбнулась брату и сестрице. Первое время сидела в своём уголке тише воды ниже травы, все смотрела на старую выцветшую фотокарточку матери, да рисовала свой прежний дом, двор в раскидистых ветвях плакучей ивы, Тишку около своей конуры, и еле заметные очертания красивой улыбчивой женщины…мамы. Тая верила, что она незримо живет рядом, что она всегда будет с ней…
Гармонист расправил меха, сквозь вечернюю мглу полилась нежная мелодия и тонкий девичий голос запел о родных полях, лугах, о красной девице, что истосковалась по любви, о её суженом, доблестно защищающем родимую землю…
— Дядь Вась, отпусти Таисию прогуляться ненадолго? — вдруг произнёс парень, как только отзвучал последний аккорд.
— Значит вот ты как Степа, я то смотрю что же ты все мёд в уши льёшь, а оно вона для чего нужно…
Василий почесал бороду и взглянул на дочь, та, покраснев, опустила глаза.
«Серьезно все видно, — подумал он, а вслух сказал — а что не отпустить, идите, прогуляйтесь, но…Степан головой за неё отвечаешь!»
Как только молодежь вышла со двора, выглянула Прасковья, накинув шаль на плечи, присела рядом.
— Что, любовь значит? — улыбнулась она.
— А от тебя ничего в этой жизни да не укроется, — пробурчал мужчина.
— Ну так из под окон не уходит который день уже, все играет и играет, что я должна думать?
— Софья то когда приезжает? — перевёл тему разговора Василий.
— Так завтра вечером.
— Насовсем или так, погостить?
— Не спрашивай, как приедет, так и узнаем…
***
Софья сладко потянулась, провела носком по знакомым с детства половицам, тряхнула копной непослушных каштановых кудряшек и блаженно закрыла глаза.
— Как я соскучилась то! Тайка, иди сюда, подарок я тебе привезла, вот держи!
— Мне? Не нужно было, сестрица.
— Да ты примерь! Как увидала, сразу подумала, вот Таисии нашей подарок ко дню рождения будет. Прости, что не успела, отпуск только вчера подписали, так я и на вокзал сразу.
Таисия тем временем развернула свёрток и ахнула, настоящий павлопосадский платок! Как у матери был когда-то и рисунок то похож…
— Как ты угадала? Красота то какая…
— А вот и не знаю, увидала — и ты перед глазами встала, как сейчас прямо, вот и взяла.
Вечером Таисия накинув на плечи сестрин подарок убежала на свидание. А Софья все выглядывала из-за шторы, любопытно стало, что за парень у сестры -тихони появился..
А через неделю подруга её на свадьбу позвала, вот там то девушка и положила глаз на молодого деревенского гармониста.
— Как играет!…Наслушаться не могу, — шептала она подруге.
— Да, вот поэтому и позвали, всех девчонок с ума свёл своими песнями, и сам то не дурён, — подмигнула подруге невеста.
— Поздно уже Люба, с сестрой моей он встречается, знала бы раньше приехала…
В отличие от мягкой сестры Софья была девушкой что называется «с характером» — своё всегда урвёт, в обиду себя не даст. Красотой особо она блистала, но умела строить глазки когда нужно, да речи плести словно косы девичьи.
С того самого вечера начала Софья ходить в яр, где молодежь местная собиралась, а центром ее притяжения неизменно был Степан.
Все ближе и ближе она продвигалась к нему, заслушивалась песнями, что сестрица выводила своим тонким струящимся голосом. А когда Таисия по каким то причинам не выходила из дома вечером, садилась рядом со Степаном и строила ему глазки, что не ускользнуло от девчат…
— Ты Софьюшка что удумала? — спросила строго мать как-то вечером.
— О чем ты мама?
— Оставь Степу! Не нужен он тебе!
— Ах вот ты как запела, родная дочь значит счастьем пусть обделена будет, а чужая в любви купается? Так?
Прасковья смотрела на Софью и видела себя много лет назад, такой же строптивой была, упрямой, вот делов то и натворила…
— Пойми, доченька, не будет счастья на чужом несчастье, не зря люди пословицы складываюсь такие — в них вся мудрость вековая заключена…на меня посмотри, коль не веришь…тем же я по молодости согрешила, а счастлива ли? Нет, ни дня в моей жизни согретого не было, все холод лютый и взгляд колючий…Как любил твой отец другую, так и любит до сих пор.
— Ее мать? — глаза Софьи недобро сверкнули.
— Да, — Прасковья села и заплакала, плечи задергались в такт, руки задрожали, казалось будто вся боль, копившаяся все эти годы решила вдруг излиться горькими слезами.
«Не бывать ей счастливой! — пронеслось в голове девушки — отомщу я за мать…»
***
— Вот здесь мы с твоей мамой любили гулять, часами бродили между белых берёзок, слушали шум реки, Настасья любила петь, совсем как ты у меня, — Василий обнял дочь, сегодня он привёл ее в их с Настасьей рощу, понял, либо сейчас либо никогда…
— Почему же ты не женился на ней?
Мужчина вздрогнул, столько лет прошло, он знал, что когда-нибудь придётся рассказать все дочери, но не знал, как это сделать, ведь какая бы не была Прасковья в молодости, всю жизнь прожила она честно, воспитывала Таю, как родную дочь, в обиду никому не давала, хотя желающих «язык поточить» было много. На том ей и поклон низкий.
— Молодые были, горячие, это сейчас трезво рассудишь, да десять раз подумаешь, а тогда…Не суди Прасковью строго, она много сделала для нас, как и Коля, отец твой…Тасенька, спой лучше, твой голос, как бальзам на душу…А Степке не отказывай, давеча слышал свататься собирается, хороший он парень, не упусти своё счастье, как это однажды сделал я…
Прасковья проснулась от стука ставни, как не стало Василия, все не кому крючки подтянуть, да забор во дворе подладить. Ушел, как внуков увидал, болел последние месяцы, но крепился, уж очень хотел сына Таисии дождаться…
«Прощай родимый, эх голубки наши, хоть там может свидятся, — думала Прасковья про Василия и Настасью»…
Вот и жизнь на уклон пошла, сколько ей осталось: год, два, пять лет? Чувствовала женщина, что с уходом мужа опору то она потеряла, хоть и не назовёшь их союз идеальным, хоть и жили будто на разных планетах, но все-же сроднились со временем, семьей назывались.
Ванечка, как с армии пришёл, тут же посватался к Аленушке, дочке директора сельского магазина, год пожили в деревне, да засобирались в райцентр, по первости в общежитии жили, а после справили квартиру родители им вскладчину — небольшую, да уютную, светлую.
— Ну дети живите дружно, вейте семейное гнездышко теперь в своих квадратных метрах, да с детьми не задерживайтесь, — наставлял Василий — увидеть внуков хочу…
Видно дети и послушались отца, ровно через девять месяцев на свет появилась Анютка — улыбчивая, солнечная девочка. Прасковья улыбнулась, вспоминая, как дед взял на руки малышку в первый раз — руки дрожали, шевельнутся не мог.
— Что же ты, чай не в первый раз! — смеялась она.
— Так то дети родные были, а тут внучка — это другое уже, — обиделся дед.
***
Уже было заполночь, а Прасковья все не могла уснуть, разные картинки всплывали в памяти: то хорошие, то плохие. Вот ведёт Василий ее под венец — весь напряжен, как вытянутая струна…Вдруг лунный свет падает на фото дочери на стене — Софья…
Сколько Прасковья ее не видела, с того самого дня, когда Степан и Таисия поженились, а ведь свадьбы могло не быть, уж больно доченька старшая хотела насолить младшей, увести Степу, да сделать несчастными на всю жизнь молодых, как это у Прасковьи в своё время получилось…
Ходила она накануне торжества за молчаливой дочкой, которая странно вела себя уже не первый день, чудом вырвала из рук Тайкино свадебное платье, которое та собиралась испортить накануне свадьбы, да не раз оставляла ее чрезмерно красивую дома, когда та рвалась на посиделки молодёжные. Видит Бог, добра только хотела обоим дочкам, ан нет, старшая все же умудрилась делов то натворить, прямо перед свадьбой заявила, что ребёнка ждёт — мать за голову схватилась, а та гордо улыбнувшись заявила: «От Степки!»
Прасковья так и села, перекрестилась, да зарыдала.
— Ты мать не плачь, я все сделаю, чтобы Таисия несчастной была.
-Ты уверена доченька? Себя ты несчастной сделала…
— Почему же — свадьбу мы отменим, а женить Степана на себе трудов не составит.
Тут мать подняла с пола лицо каменное, и сказала так, что Софья вздрогнула:
— Собирайся! И чтобы ноги твоей в доме больше не было!
— Матушка, что же ты родную дочь гонишь…
— Я все сказала…если узнает Таисия о твоей беременности, забудь, что у тебя есть мать…
Софья вспыхнула, словно фитиль от свечи, щеки налились густым румянцем, мигом собрала вещи и вышла в сумерки.
…Отгуляли свадьбу, Тая поселилась в доме жениха, а через несколько месяцев молодые переехали к Ивану в райцентр, там и с работой в те времена было немного полегче, чем в деревне, да и молодые тянулись в город, а может от чего-то бежали…
***
Дожди зарядили совсем некстати, скоро ведь дети приедут погостить, август на дворе, урожай поспел — Прасковья ни минуты не сидит, все собирает овощи, фрукты, засолки делает, варенье варит, с собой детям даст, да тут будет чем полакомиться, пока все свежее, прямо с грядки.
Как там внуки интересно: старшая, Ванькина дочка за год наверно вытянулась, уже болтает вовсю…а детки Таисии — малыши совсем.
Тут сердце невольно вздрагивает, детки…старший то сын Софьи, а младший, тот уже родной — Таисии и Степана.
Как родила старшая, недели не прошло, подкинула свёрток матери, а сама уехала, куда — никто не знает.
-Не нужен мне этот ребёнок без Степана, ты постаралась меня без мужа оставить — сама и воспитывай, — бросила в слезах Софья матери.
— Ох и делов ты натворила доченька, — плакала Прасковья, прижимая внука к себе, — отцу то что скажешь.
-А ничего, билет у меня обратный через час, ну счастливо оставаться, — махнула та рукой и выбежала из дома.
Позже ходили слухи, что Софья вышла замуж хорошо, жених городской, богатый. Живет, как сыр в масле, а счастлива ли?…
***
— Бабушка! — раздалось с порога — Мама! Где ты?
— Да здесь я в доме! Бегу!
Женщина выбежала на крыльцо, подхватила внуков, поцеловала детей, как она любит, когда дом снова, пусть ненадолго наполнен детьми, их звонком смехом и счастьем..Скоро ведь снова уедут, и останется она одна со своей жизнью почти прожитой, молчаливыми фотографиями на стенах, да воспоминаниями, дорогими сердцу…
— Мама, ну не плачь, — гладит ее по голове Таисия.
— Ох, девочка ты моя счастливая, несчастная, виновата я перед тобой…
— Не вини себя, все в прошлом, — она достала из -за спины детский рисунок — смотри, это детки наши нарисовали, вот ты, а это мы все. Домой мы возвращаемся, домик родительский подправим…
— Да живите у меня! Места всем хватит, одиноко мне, хоть вой этими холодными вечерами. Совсем ведь одна осталась…
Таисия обняла мать, видит Бог и ей нелегко, но это жизнь, все в ней бывает и печали и радости…самое главное семья есть, дети, а уж родные, чужие дело второе…простила она давно и Степу и Софью, сохранила брак ради детей, ради отца…он хотел, чтобы дочь была счастлива, она выполнила обещание, она старается, чтобы там не говорили люди, что бы день грядущий им не готовил…
