К попытке взять опеку над осиротевшими племянниками Софья Валерьевна подошла ответственно:
— Да как не лезть? — удивлялась она. — Не чужие! Не брошу их! — твёрдо решила Софья Валерьевна и принялась причинять добро «бедным сироткам».
«Бедные сиротки» не впустили заботливую тётушку на порог, закрывшись изнутри на три замка.
— У меня вам будет хорошо! Обещаю! — вещала Софья Валерьевна в замочную скважину.
— Идите отсюда! Только Вас нам ещё не хватало! — отвечали «бедные сиротки».
Неприятие сироток вызвало в душе тётушки бурю возмущения:
— Я с добром к ним! По-хорошему хотела! Не хотят по-хорошему — в полицию пойду! И в опеку!
— Скатертью дорожка! — реакция из-за запертой двери последовала незамедлительно.
В полиции Софью Валерьевну засмеяли. В опеке — даже не дослушали, посоветовав не совать свой нос в чужие дела.
— Как же так? — тихим голоском и со слезами на глазах удивлялась Софья Валерьевна. — Никому до них дела нет, одной мне не всё равно!
Мысль о том, как там бедные дети как гипотетические квартиранты один за другим отказывались заселяться в жильё, которое встречало их запертой дверью и выкриком адреса, куда им следует катиться, ещё больше вгоняла Софью Валерьевну в пучину уныния.
— С участковым приди, мигом откроют! — посоветовала заботливой тётушке одна из её товарок.
Софья Валерьевна так и сделала. Слова «дети по угрозой, одни дома, без родителей» — возымели эффект, и вот Софья Валерьевна, решительно настроенная опечь сироток, в сопровождении стража порядка, снова постучала в вожделенную дверь:
— Откройте, полиция!
«Бедные сиротки» осаду сдали — дверь открыли.
Софья Валерьевна проскользнула мимо участкового, заграбастала в объятия племянника и разревелась, причитая:
— Бедные вы мои! Без мамки остались, без папки! Ну ничего, тётя Соня вас не бросит!
— Тётя Соня! Опять Вы? А где же Выбыли два года назад, когда родителей не стало? Даже на похороны не приехали! Где Вы были, когда Ирка полгода в детдоме провела? И что за риэлтор к нам шляется через день? А? — «деть под угрозой» отстранил от себя воюющую тётушку и поинтересовался у участкового: — Можно Вам заявление на эту женщину написать?
Участковый кивнул — юноше, открывшему дверь, было года двадцать три-двадцать четыре.
— Записывайте: преследует, шантажирует, угрожает…
Участковый, видимо, понял, что детей в квартире нет: следом за юношей выглянула девушка лет девятнадцати-двадцати. Он смерил взбаламутившую его спутницу вопросительным взглядом и с удивлением наблюдал за сверкающими пятками — Софья Валерьевна решила гордо удалиться.
— Не обращайте внимания — городская сумасшедшая, — улыбнулся юноша, еле-еле подавив желание дать тётушке пенделя для ускорения.
Софья Валерьевна объявилась в жизни брата и сестры внезапно, свалившись, как снег на голову. Два года назад оформить опеку над племянницей она отказалась, сославшись на плохие отношения с её родителями и тяжёлое материальное положение.
А тут вспомнила о неприкаянных племянниках, а точнее — об их объекте собственности. И сразу комната для сироток нашлась — дочка Софьи Валерьевны в Москву уехала поступать, а на оплату учёбы деньги понадобились.
Где деньги взять? Сиротки! Облагодетельствовать комнатой с ширмой, их квартиру — сдать, денежки дочери отправлять.
Племянники Софьи Валерьевны оказались крепкими орешками, от переезда, опеки, заботы и родственной связи открестились сразу.
Софья Валерьевна, зная о совершеннолетии племянников, не считала его помехой для опеки: дети неразумные, профукают всё на свете, надо брать заботу об их имуществе в свои руки! А что тогда отказала племянницу на полгода к себе взять… Так не думала. Но одумалась! Лучше поздно, чем никогда… Не правда ли?
