И это не: «Ну замуж вышла, родила?», не: «Парень-то хотя бы есть?»
Отъезжающих в отпуск вообще мало кто любит. Особенно в Италию. Вылет у меня был завтра утром, тянуть дальше было некуда, и мы пошли в банк – снимать со счёта мои евро. Когда на нашу просьбу операционистка потупилась и смущённо сказала: «Ну не знаю, есть ли у нас сейчас такая сумма…», я почувствовала себя миллионершей.
— Мда…Одно слово — Ромашкино… — сказала мама, которая меня страховала. – У нас просто завтра в шесть утра самолёт…
— Есть, — сказала операционистка и просияла.
И вот в этом момент в банк вошла Нина Михайловна. Я сразу её узнала, хотя она похудела в два раза и ходила теперь с палочкой. На ногах у неё были неимоверных размеров расхлябанные дутики, которые она, несмотря ни на что, переставляла очень быстро, на голове всё та же шапка, на лице обида – на этот банк, на Ромашкино, на жизнь…
— Нина Михайловна! — Шепнула мне мама.
— Я вижу, -сказала я и ближе придвинулась к стойке. – Поздороваться или лучше не надо? Она меня, наверное, и не вспомнит, и не узнает…
— Поздоровайся, конечно! Так же нехорошо!
Нина Михайловна шла мимо нас, глядя перед собой невидящими глазами, когда я повернулась и сказала:
— Здравствуйте, Нина Михайловна.
Она остановилась, лицо её приобрело то знакомое настороженно-брезгливое выражение, с которым она отчитывала Редькина, Штангу, Колотилкина…
— Ой, Катя, да?
— Нет, Ира, — улыбнулась я.
— Ветровская? Ира? – лицо Нины Михайловны приобрело даже некоторое отвращение.
Я уже жалела, что так её расстроила своим появлением в этом дурацком банке.
— А чего это ты тогда сказала, что Нина Михайловна детей распустила, а? Ты тогда, в шестом классе стихи читала перед второклассниками… И мне сказали, что ты сказала: «Нина Михайловна совсем распустила детей?»…
Я стояла как обухом ударенная: каких детей, кто распустил? Я ничего подобного ни разу не говорила. Да, когда-то в шестом классе я действительно выступала перед второклашками Нины Михайловны. Читала им детские стихи. Они слушали.
Такие милые дети были. Ничего я плохого о них никому не говорила, да и повода не было.
— Нина Михайловна, что вы! Я такого в жизни не говорила!
— Да? – засомневалась Нина Михайловна. – Значит, мне неправильно передали?
— У Иры вообще нет и не когда не было в лексиконе этого слова, «распустила», — вступилась мама. – Это вообще не её слова.
— Да… Вот и я так думала, — вздохнула Нина Михайловна, как-то немного успокоившись.
— Девушка, а можно вас? – позвала меня операционистка.
На этом мы с Ниной Михайловной разошлись. Нина Михайловна уже не учуяла запаха крови и пота (вот чем пахли мои трудно заработанные) и не знала, что на следующий день я буду лежать на пузе на Piazza del Campo в Сиене и загадывать желание.
