С лестничной площадки постучали в косяк. Вера Васильевна, не посмотрев в глазок, распахнула дверь: перед ней стоял немолодой высокий мужчина.
— Однако смелая вы, хозяйка,— сказал он осуждающе, доставая из сумки телеграмму,— Распишитесь в получении. Время проставьте: ноль часов тридцать пять минут… Смелая вы…
А уж какая смелая? Руки и ноги онемели, когда увидела на пороге незнакомого человека.
Вера Васильевна взглянула на телеграмму, прислали из Березовки.
Она захлопнула дверь. «Ноль часов тридцать пять мину…» А Невестки все нет. Вера Васильевна вышла на балкон: послышался вроде бы Настин смех.
Хлопнула в подъезде дверь. Вера Васильевна услышала цокоток каблуков и невольно отпрянула от балконных перил: по тротуару шла Настя, шла одна, без провожатого.
Вера Васильевна стала читать телеграмму от сестры. Катя выдавала дочь замуж, приглашала москвичей на свадьбу. Свадьба намечалась на субботу, выходит, через пять дней.
Настя уже скреблась в дверь. Наверно, с улицы еще обратила внимание, что в окнах свет, и недоумевала, почему так долго не легли спать.
Вера Васильевна пропустила невестку, пропахшую табаком.
— Витя дома?— настороженно спросила Настя.
— А тебя разве это волнует?
— Ну все-таки муж…
— Муж… объелся груш,— сказала Вера Васильевна недовольно.
Настя заметила в ее руке телеграмму.
— Что-то случилось?— испуганно спросила она. Испуг был неподдельный, и это примирило Веру Васильевну с невесткой.— С Николаем Антоновичем?
Со свекром у нее были менее натянутые отношения, чем со свекровью, с ним Настя старалась ладить. Николай Антонович был для нее не просто главой семьи, а «нужным человеком», с большими связями, от которых перепадало и молодым.
Он нередко ездил по заграницам, и Настя без зазрения совести делала ему заказы, Николай же Антонович стеснялся ей отказать. Скорее просьбу жены не выполнит, чем невестки.
Настя пытливо заглянула в глаза Веры Васильевны:
— Мама, на тебе лица нет…
— А я уж не помню, когда оно и было на мне,— устало призналась Вера Васильевна.
— Да что случилось, мама?
— Из Березовки телеграмма,— пересилив себя, сказала Вера Васильевна. — От сестры.
— A-а, из лесу,— томно потянулась Настя, все еще не отходя от зеркала.
Вере Васильевне послышалось в ее голосе пренебрежение.
— Да, из лесу,— сказала она вызывающе.
— Ну, и что они пишут?
Приглашают на свадьбу.
— Ах, это так интересно!— наигранно восхитилась Настя.— Свадьба… в лесу…
Веру Васильевну задела ее ирония.
— А ты думала, женятся только в Москве? — раздраженно бросила она. — И в лесу живут люди!
— Посмотрите на нее! Приходит домой в ночь-заполночь. Муж уже спит, как ребенок, а от нее табаком несет, как из курилки. Меня не стыдишься, так хоть бы его постеснялась…
— А как его стесняться, если он спит?
— Ну ведь спросит завтра, где была, с кем гуляла…
— Каждый делает, что хочет.
Ничего не скажешь, удобная формула! Оправдает любой безнравственный поступок. Веру Васильевну поражало, что Виталий соглашался с женой. Ну так ведь два сапога — пара.
Надо бы им завести дитя… Ребенок магнитом держал бы обоих дома.
Сознавая бессмысленность перепалки, Вера Васильевна миролюбиво закончила:
— С мужем бы вместе гуляли… Посмотри-ка, ведь оба красивые. Какая бы пара…
— Муж ленив и нелюбопытен!— отрезала Настя, не принимая перемирия.
— Так развелись бы…
— А нас обоих устраивает такой союз.
Да, их устраивает, а каково родителям смотреть на непутевую жизнь детей!
Виталий недавно сразил Веру Васильевну своей наивностью.
— Мама, да ничего ты не понимаешь!— загорячился он.— Не гуляет Настя, а самоусовершенствуется.
— Это как так… самоусовершенствуется?.. По ночам-то?
— Ну, мама, театры, салоны…
— Чего-чего?— опешила Вера Васильевна,— Салоны мадам Шерер?
— Да нет, другая мадам,— усмехнулся сын,— жена архитектора.
— И что же там? Танцы? Выпивка?
— Балдеют от разговоров. Я раза три сходил, больше меня туда не затащишь.
— Ну, конечно, тебе не интересно, раз выпивки нет.
— Ма-а-ма,— обиделся Виталий.— Да я у тебя пьяница, что ли?
— Ему не интересно, — корила она Виталия.— Вот так и проворонишь жену… С разговоров, Витенька, и начинается все.
Виталий беспечно махнул рукой:
— У меня, мама, своя программа!
— Вот и плохо, что у каждого своя,— подвела Вера Васильевна черту под разговором.
Программу Виталия Вера Васильевна более или менее представляла. Вернется воровато, и, как у кота, лицо маслится, глаза плывут:
— Настя дома?
— Спросил бы о чем-нибудь другом…
Виталия ничуть не встревожит ответ, проскользнет мимо матери в свою комнату, и на Веру Васильевну напахнет волной тонких духов, будто прошла рядом женщина. Виталий садился по-быстрому бриться, а потом долго брызгал на себя одеколоном.
Вера Васильевна недоумевала: нормальные люди бреются по утрам, а этот с вечера. К приходу жены, что ли, готовится? А потом сообразила: да он же одеколоном перебивает запах духов…
Нет, это не жизнь… Уж действительно разводились бы, пока ничем не связаны. Ребенок появится — разводиться поздно…
— Вот вы, мама, о разводе в последнее время заговорили,— презрительно поморщилась Настя.— А мы не разведемся.
«Ну так разве тебя выгонишь?»— подумала Вера Васильевна.
— Вы на это и не рассчитывайте. Мы с Виталием любим друг друга.
— У нас все построено на доверии.
Вера Васильевна только теперь обратила внимание, что все еще ходит с телеграммой в руках.
«Таня выходит замуж. Свадьба субботу. Очень ждем. Катя»,— машинально перечитала текст Вера Васильевна.
Да, надо из этого бедлама уехать. Пусть сами во всем разбираются, как хотят.
«Вот и узнаете, каково без матери-то».
Народ на свадьбе собрался в основном незнакомый Вере Васильевне. Из родни никого не было. За сдвинутыми впритык столами, накрытыми домоткаными скатертями, сидели одни молодяшки, Татьянины подружки да дружки.
Деревня мгновенно ожила, в домах пооткрывались окна, на каждом подоконнике зависло не по одному любопытствующему. Еще бы! Свадьба гуляет.
Свадьба пошла весело, пели и плясали, кричали горько. Потом все улеглись по своим местам.
Рано утром Вера Васильевна вышла на крыльцо и направилась к сеновалу, чтобы украсть невесту. Молодые спали в пологе.. Вера Васильевна намеревалась увести Татьяну в дом, а потом вывести из горницы несколько ряженых девушек — у всех лица закрыты платками. Которая тут твоя молодая жена, угадай, муженек! Игра скрасит свадьбу.
Вера Васильевна от дверей подала голос:
— Молодые!
Они, видно, спали. Ноги выбились из-под полога.
— Кто рано встает, тому бог подает,— полностью настроилась на игру Вера Васильевна.
Георгий недовольно замычал.
Вера Васильевна, из деликатности оставаясь у дверей, продолжала побудку:
— Татьяна, пора вставать! Корова стоит недоена, печь нетоплена, ребята некормлены, а ты все спишь. Такую ленивую и мужик не будет любить.
Георгий, совсем проснувшись, веселым голосом спросил:
— Воровать, что ли, пришли?
— Во-о-ровать,— призналась Вера Васильевна.
— Дак ее уж украли давно!
Вере Васильевне понравилось, что муж защищает жену. Но игра есть игра.
— Как это украли, если я вижу две пары ног,— засмеялась Вера Васильевна и наладилась пощекотать Танькину пятку.
Полог откинулся, одеяло мелькнуло перед лицом ошеломленной Веры Васильевны, и ей показалось, что из брачной постели выскользнула не Танька, а какая-то другая девка. Эта была одетой. Девка молча юркнула в дыру и спрыгнула вниз, в коровьи ясли.
— Вот до чего пристыдили — корову доить побежала! — засмеялся Георгий. Он смеялся спокойно, и это обескураживало Веру Васильевну. «Из ума выживаешь, — укорила она себя.— Выдумываешь бог знает чего…»
Георгий откинул полог:
— Не выходит с воровством-то, родственница, — сказал он торжествующе.— Нынешние невесты не хотят, чтобы их воровали. За кошелек мужа боятся… Им же хуже будет, если кошелек отощает.
— Да, невесты нынче умные стали, — сказала Вера Васильевна, все еще не придя в себя.
«Эко чего удумала! — осудила она себя. — Мерещится уж.— Она ладонью отерла со лба пот и увидела, что двери во двор растворены нараспашку,— Скотина чужая набьется во двор».
Крестьянская озабоченность подняла ее с места. Вера Васильевна закрыла двери во двор и, все еще не веря окончательно в то, что с сеновала прыгала Татьяна, заставила себя заглянуть в ясли: ведь если в них совсем нет сена, можно было угодить ногами в расщелину между досок, а тогда неизвестно, чем бы все кончилось. Сена и в самом деле не было. Да, баловство до добра не доводит.
Вера Васильевна увидела зацепившийся на стояке яслей носовой платок. «Вот уж я Татьяну прижучу».— Она сняла платок, а сама еще больше засомневалась: Татьянин ли?
Вера Васильевна глянула вдаль и обомлела: от их огорода полем бежала девка. «Она!» — кольнуло у Веры Васильевны сердце. Девка не была такой стройной, как Татьяна. Она убегала к ельничку и, достигнув его, спряталась за деревцом, потом переметнулась к другому, перескочила к третьему. «Вот и петляй, как заяц»,— с ожесточением подумала Вера Васильевна.
Ясно было, что это бежала не Татьяна. Нет уж, лучше помалкивать и делать вид, что она ни о чем не догадывается.
Вера Васильевна отворила дверь в избу. Катерина накрывала столы. Ей помогала Татьяна. Она бегала по избе вприпрыжку, разрумянившаяся, веселая и, хохоча, что-то рассказывала матери. Катерина отмахнулась от нее:
— Да будет тебе, коза!
— Нет, мама, правда!
Они заметили вошедшую Веру Васильевну и замолчали. Конечно, у матери с дочкой свои секреты.
Вера Васильевна поздоровалась, боясь встретиться с ними взглядом. Глаза выдали бы ее.
Татьяна затанцевала с тарелкой в руках.
— Ой, тетя Вера, я такая счастливая!
— Ну и хорошо.
Татьяна поставила тарелку на стол и подскочила к Вере Васильевне, обняла ее.
— Ой, тетя Вера, мне так хорошо!
— Допрыгаешься, украдут жениха-то, — все же не удержалась, чтобы не остудить пыл племянницы, Вера Васильевна.
— Да что вы, тетя Вера,— давясь смехом, подпрыгивала Татьяна.— Ведь не жениха, а невесту воруют.
И она, кружась мотыльком и смеясь, рассказала, как девчонки сегодня утром своровали ее от Гоши. Он еще спал, а она лежала с открытыми глазами, когда они пробрались на сеновал и стащили ее с постели за ноги. Ее украдут, а он ее, переодетую, все равно узнает, потому что Татьяна в левой руке будет держать носовой платок.
Вера Васильевна, сославшись на то, что недоспала и что у нее болит голова, пошла было на улицу, но в дверях столкнулась с Георгием. В глазах у него промелькнул испуг.
Вера Васильевна остановилась. Георгий поздоровался.
Татьяна метнулась к нему:
— Тебе нельзя сюда! Ты иди-иди… Я украденная. Тебя потом позовут.
Она ласково вытолкала его за порог. Он привлек ее к себе, и она опять, как тростиночка, едва не переламываясь, приникла к нему.
— Любит она тебя,— сказала ему Вера Васильевна, когда Татьяна закрыла за ними дверь.
— Я тоже ее люблю,— не задумываясь, ответил он.
Вера Васильевна промолчала. Он, видимо, разгадал смысл ее молчания и сердито сказал:
— Ничего вы не понимаете!
— Устарела я понимать вас.
— Может, и устарели,— сказал он.
Веру Васильевну поражало, что ему было не стыдно.
— Может, может,— вздохнула она, почему-то думая уже не о нем, а о своем сыне Виталии. До боли представилось, как ему сейчас трудно без нее. «Пропадут они без меня,— думала она о Виталии с Настей,— Надо ехать домой… Спасать…»
Георгий, жестикулируя, что-то ей объяснял.
Конечно, Татьяне лучше не знать. Хотя это все предрассудки…
Надо ехать домой… Ей уже казалось, что без нее может произойти обвал, катастрофа. Она все твердила, как молитву: «Надо ехать домой».
— Ну, посудите сами,— нехорошо засмеялся Георгий,— в руки плывет, так неужели отталкивать?
— Да, ты своего не упустишь…
— И чужого не упущу. Но лучше, если вы ей не скажете… Хотя я в общем-то не боюсь…
Георгий повернул к сеновалу, поднялся на ступеньку лестницы и обернулся:
— Договорились, родственница?
Не осознавая, куда идет, Вера Васильевна пришла на берег реки. Она сняла туфли, села на вкопанную в берег половицу, с которой раменские ребятишки ныряют в омут. Не понятны ей были эти современные отношения молодежи. Она подумала, что надо быстрее ехать домой…
