— Ты скажи какой черт тебя в это кафе поволок? — заливаемся мы хохотом, пока Маша чуть не плачет…
— Так оно рядом с его общагой было! Побаловать сына хотела!
Мы сидим на её кухне, пьем чаек из кружек в горошек и слушаем отчет о поездке в город…
Помню в комментариях кто-то не верил, что встречаются еще люди не знающие, что такое компьютер…Вот Маша — пример. Она с него только пыль стирает.
Сорок четыре года, трое детей, живет тем, что вырастит, плюс полы моет в магазине, клубе и конторе сельсовета. В стольном граде региона не была пять лет. По этому поводу говорит: «Пять лет не ездила и столько же не поеду!»
Она и в райцентр выезжает только на рынок. Все представление о мире — по телевизору. О чужом мире. Её мир — это родная деревня, большое хозяйство и дети. Она и вторую за пять лет поездку в стольный град замутила только потому, что сыну баулы с едой в институт волокла.
Теперь отчитывается о поездке и рыдает. Везла, как ей казалось большую сумму — пять тысяч рублей.
Удивление начались на автостанции, пять лет назад билет в город стоил 120 рублей, а сейчас 350. Вторым шоком стала стоимость жилья на ночь.
— Сын нашел квартирку однокомнатную. За ночь! За ночь отдала восемьсот рублей!
— Повезло! — вздыхаю я. — Когда сын поступал мы за квартиру с сыном платили полторы тысячи в сутки. Впрочем, мы могли бы и дешевле найти, просто удобно было. А 800 хорошо… Да еще в центре.
— За ночь? — задыхается Марья, — Я что там на золотых простынях спала? Я еще сыну говорю, давай в гостиницу. А он — там дороже.
Парадокс, но комната в гостинице действительно дороже, чем однокомнатная квартирка на ночь.
Но главным шоком для Марьи стал поход в кафе. Наскучавшись по сыну, она тут же повела его кормить. Изъездив город вдоль и поперек, бывалый человек запросто бы назвал с десяток недорогих забегаловок, где сытно, недорого и порции большие. Но без изысков. Марья же просто зашла в ближайшее кафе с чашкой кофе на вывеске.
— Нет, так-то красиво всё, чистенько. Вешалка в углу, разделись. Я-то к кассе пошла. А мне:идите за столик. И сын тянет. Тут так положено, пошли за столик. Ну пошли. Девушка подбегает. Книжечки подала. Я взяла…Как глянула, а уходить-то куда уже? Что вот встану и скажу, не по моему рылу такие цены?
-И ушла бы…
-Ага, и Андрюшку бы опозорила, ему там еще жить.
У Маши представление о городе, как о большой деревне. Это в селе позор еще бы долго смаковали, обсуждали, сочувствовали или хохотали, а город равнодушен к маленьким человечкам вроде Маши и её Андрюшки. Девушка бы пожала плечами, сказала бы подружке официантке фразу «Вот деревня, не видят, куда лезут» И забыла бы.
Но Маша этого не знала и не ушла. Мучительно долго и старательно читала мудреное меню не кафе, а думается мне -кофейни. «Латте, эспрессо, американо…»
В конце концов что-то выбрала, наугад, прочитав самое знакомое название.
-Вам американо с корицей, мёдом, сиропом?
-Можно — согласилась Маша
Сын заказал эспрессо.
-Нам бы еще поесть..- робко осведомилась Маша.
Ей предложили восточные сласти, которые то ли готовили тут же, то ли привозили откуда-то специально. Из списка мудреных названий Маша выхватила почти родное — «Халва»
И опять оказалась перед выбором, видов халвы предлагалось штук двадцать.
-И ведь обманули, какая им халва, белая, твердущая — нашу ешь, она рассыпается… Хочешь попробуй, не побрезгуешь так, вон так и не съела, забрала остатки. Пирожные ничего были, но уж больно маленькие…
-Вы еще и пирожные заказали?
-Да там ничего путнего и не было, были бы пирожки или чебуреки, а так что было то и взяла.
Наверное, кто-то бы поискушенней оценил бы и вкус кофе, и халвы… Но Марья вряд ли…Это был чужой мир непонятный, странный и твердый, как кусок принесённой халвы.
И одновременно хрупкий настолько, что казалось его можно было бы разбить громким словом или неосторожным движением. Мать с сыном пили этот кофе боясь хоть что-то сказать друг другу. Пили и молчали.
-Девки, я сижу, и думаю, что у меня сапоги старые, вот никогда не думала, что старые. Я их три года назад брала, еще пробегаю. А тут сижу и думаю, что к чему?
Да понятно всё — и что, и к чему? Город заставляет думать о том, что в деревне неважно. Там не то что старые сапоги, там чувствуешь каждый ноготь с облупившимся или неровно легшим лаком. Свою деревенскость чувствуешь.
Потом появляется иммунитет на город с его преобладанием внешнего над внутренним, лоском над практичностью. И врубаешь пофигизм — а пошли вы все, буду я еще тут из-за ногтя переживать. И эту позицию город принимает.
Но у Маши иммунитета не было.
Всё совершенно всё было не по её — и чашки, как из кукольного сервиза, и горький кофе, и старые сапоги, а главное цены — неразумно высокие.
Сумма счета за пару чашек кофе, пирожные и халву составила 1100 рублей.
Счет девчата-официантки предусмотрительно отдали сыну.
-Вот сюда деньги положи, — шепотом попросил Андрей и указал на папку с меню.
У Марьи 1100 не нашлось. Нашлось полторы тысячи. Тысячная купюра и ещё пятисотка.
-Прискакала эта фифочка, забрала книжку. Открыла и поет: спасибо, спасибо, заходите еще…Я еще ведь посидела, сдачу, думала, принесет. Сын давай тянуть. Я ему про сдачу. А он мне — так положено, чаевые. Это что ж 400 рублей чаевые? Да я на эти деньги полгода буду чай пить! — рассказывает Марья и всё вздыхает, всё не может простить этих непредвиденных затрат.
-Я ведь хотела вернутся, ну какие такие чаевые? Это что же деньги ни за что?
-Это как знак благодарности за хорошее обслуживание…
-Так за обслуживание им хозяин небось зарплату платит?
-Вот поедешь на рынок яйцами торговать, тоже чаевые бери…- шутим мы.
Но Марье не до шуток, в её голове не укладывается мысль, что деньги можно брать просто так.
-Надо было вернутся и потребовать! Я за эти 400 рублей…Нет, ну на халяву-то можно так жить…
-Так что ж не вернулась?
Марья говорит главное, то, что точит и болит, как впившая в душу заноза:
-Да сыну и так за меня стыдно было. Знаешь, как там всё…А тут дура мать в драных сапогах. Еще бы и скандал закатила. Он у меня совсем городской стал.
Да, город здорово меняет сельских ребятишек, еще больше увеличивая разрыв между поколениями. Им город становится родным миром, и, чувство неловкости за мать, такую чужую в этом мире, нелепую, даже смешную с этими её чаевыми…Нет!
-Твой Андрюшка? Тебя стыдился? Не-е-ет! — бодро уговариваем мы Марью.
Мы еще помним сельского Андрюху — в китайских шлепках на босу ногу и с остриженной под Марьину машинку головой. Тот Андрюшка, пожалуй бы, убил бы за плохое слово о матери, поднимавшей их троих в гордом одиночестве после смерти отца. Старший сын. Помощник. Опора. Мамина гордость…
Город он, конечно, многое меняет, но ведь не всё? Верно? Что-то самое главное всё равно остается…
