Лева в моей жизни появился внезапно. Как в некоторых семьях появляется котенок или щеночек. Это не значит, что я не знал, что у меня есть сын. Очень даже знал. До его двух лет мы жили вместе с женой. И короткие всплески нашего с ней мирного сосуществования утопали в непрерывных ссорах, криках и истериках. Каждый из нас был уверен, что виноват другой. Поэтому, чтобы ребенку было спокойней, мы решили разойтись. С сыном я встречался на выходных, постепенно превращаясь в воскресного папочку. Съездил с ним один раз на море вместе с друзьями. Вот и все общение.
Но для Левы я стал папой-героем, хоть и не прикладывал к этому никаких усилий. Мама всегда грустно сидела дома. Мама – это вовремя ложиться спать, это чистить зубы…
А папа – это праздник-буфф… Это поездки на красивые дачи, в бассейны, веселые компании, это не спать до двух ночи, сладкое в неограниченном количестве, ну и любые игрушки, какие только пожелаешь.
Два года мы так жили, и всем было комфортно. Малыш вписался в мою жизнь довольно легко. У многих моих друзей были дети, у детей были няни, и, пока мы выпивали на веранде, они занимались с детьми. Потом мы шли в какой-нибудь музей…
Когда сыну исполнилось четыре, он оказался в моей холостяцкой квартире на Полянке. Так решили мы с женой.
Леве четыре – мне тридцать три. Одно дело детские спектакли по выходным и дачи друзей… Другое – ежедневный быт. Знаете, что оказалось самым сложным для меня? Одеть ребенка утром, зимой. Все эти колготки, кофточки… И главное – шнурки! Пока все это натянешь, застегнешь, завяжешь – мокрый. С какой же завистью я наблюдал за мамами в детском саду, которые играючи одевали и раздевали своих детей. Никогда не забуду мамашу, которая бросилась помогать мне, видимо, не выдержав моих мучений. Я смотрел на нее как на ангела, спустившегося с небес.
Я устроил Леву в частный детский сад – пять минут от моей работы. Только вот незадача, в восемь утра он должен быть в детском саду, а в пять утра я только возвращался домой. Не всегда, конечно, но часто. Няня всегда спешила уйти к открытию метро. Так что мне ложиться спать уже не имело смысла.
До семи лет я надевал ему колготки, предварительно повесив их на батарею, потому что зимой ребенку приятно, когда после одеяла на нем оказывается теплая одежда. Откуда я это знаю? Так делала моя мама
Когда я был маленьким и меня спрашивали: «Кем ты хочешь стать?» – я ставил в тупик ответом: «Все равно кем, главное, не вставать рано утром». Самые страшные воспоминания детства – ранние подъемы. Семь утра, липкий снег в лицо, темно, зима, и ты с тяжелым портфелем уныло плетешься на остановку автобуса. Я сова, ничего тут не поделаешь. Устроил свою жизнь так, чтоб она была максимально комфортной. Рабочий день начинается не раньше десяти, заканчивается в восемь.
Лева полностью поменял мой распорядок. Дрожащими руками я готовил завтрак, поднимал ребенка… До семи лет я надевал ему колготки, предварительно повесив их на батарею в ванной, потому что зимой ребенку приятно, когда после одеяла на нем оказывается теплая одежда. Постепенный переход из сна в жизнь. Мягкий. Плавный… Откуда я это знаю? Так делала моя мама.
Советское время было гастрономически немногословным. Мой завтрак – два бутерброда и чашка горячего какао. К счастью, я мог разнообразить меню своему сыну. Я научился делать кабачковые оладьи, сырники, Гурьевскую кашу… Готовить – и при этом спать. И поддерживать разговор. Потому что четыре года – это возраст, когда ребенку все надо знать и он трещит без умолку. И не дай бог оставить хоть один вопрос без ответа – обида будет страшной. «Что я сейчас сказал, папа?» – грозно спрашивает Лева. Вздрагиваешь и без ошибки повторяешь. Лева успокаивается. Он еще не понимает, что можно достичь состояния, когда одно полушарие спит, а другое работает.
В твою некогда спокойную жизнь вторгается забота. В голове постоянные «звоночки»: проверить, пришла ли няня и забрала ли его из сада, купить сметаны для сырников на утро, оплатить детские курсы по английскому языку, подумать о спортивной секции (что-то мой мальчик не очень уж спортивный), и при этом надо как-то умудряться работать.
Забота делает тебя рабом любви. Забота толкает твою любовь в какую-то неправильную сторону. Делает из тебя животное с рефлексами. Бедные мамы, я только тогда стал вас понимать.
Я все время вспоминал фильм «Крамер против Крамера», когда герой Дастина Хоффмана остался один на один с сыном, правда, тот был постарше, шесть лет, моему четыре. Забота порабощает, должен я вам сказать. Забота делает тебя рабом любви. Забота толкает твою любовь в какую-то неправильную сторону. Делает из тебя животное с рефлексами. Бедные мамы, я только тогда стал вас понимать. Я засыпал в такси. Перестал ходить на вечеринки. Но не это самое страшное. Страшно, что забота делает из тебя еврейского папочку, а это хуже еврейской мамочки, поверьте мне.
Это было у моих друзей. Дети постарше не хотели принимать Леву в свою команду, он чуть не плакал от обиды, но в отличие от своего четырехлетнего сына я по-настоящему расплакался и направился к пятилеткам, чтобы объяснить им, какой мой парень офигительный и как они много потеряют, если он сейчас же не возглавит их дурацкую банду. Только взгляд подруги, в котором читалось: «Ты что, сумасшедший?» заставил меня остановиться…
Кстати, о подругах. Сколько их было до появления Левы – милых, теплых, случайных… Теперь же их число сократилось и стремительно двигалось к нулю. И дело не только в изменившемся образе жизни. Главным критерием моего выбора теперь стали не внешность, не ум, не фигура или хорошие еврейские родители. А мнение сына – понравится ему моя новая знакомая или нет.
Главным критерием моего выбора девушки теперь стали не внешность, не ум, а мнение сына – понравится ему моя новая знакомая или нет.
Несколько лет назад у Левы появилась сестра (я снова женился), и он стал самым преданным ее другом и защитником. У него пушок над верхней губой, все как положено.
«Ты до сих пор вешаешь колготки на батарею зимой?» – спрашивает меня одна из тех самых подруг, которая не прошла экзамен у моего сына и поэтому осталась в прошлом. «Нет, – вру я, – не грею, не вешаю, к тому же он уже не носит колготки. И в школу уже ездит сам». На самом деле – вешаю, грею, только не колготки, а нижнее белье и носки. Еврейского папочку из себя вытравить сложно. Я совершил много дурацких ошибок, когда воспитывал ребенка. А когда не воспитывал, часто все получалось само собой.
Умные книжки предполагают, а жизнь располагает… Мне пришлось перестраивать всю свою жизнь и учиться любить – правильно, без фанатизма, без собственного самоутверждения, без глупой жертвенности. А вот как это происходило, я собираюсь вам рассказать дальше.
