Я из хорошей семьи, поэтому мы с мужем жили намного лучше, чем его семья. К сожалению, мама моего супруга, Валентина Александровна, не могла смириться с тем, что женившись на мне, качество жизни её сына стало намного лучше.
С младшей сестрой мужа, Олесей, мы наоборот, сдружились. Мы вместе ходили по магазинам и на фитнес. Я её, скажем так, спонсировала. Меня это не напрягало — я была рада сделать приятно сестре мужа.
Когда я забеременела, я перестала проводить так много времени с Олесей, мы начали отдаляться друг от друга. На её предложения куда-нибудь сходить или пройтись по магазинам, я всё чаще отвечала отказом — беременность давалась мне нелегко. Постоянный токсикоз сменился непрекращающейся тошнотой — в таком состоянии было не до развлечений.
Мой папа взял мужа к себе на работу. Мой папа — трудоголик, и от своего помощника он требовал полной самоотдачи. Выходные моему мужу перепадали редко, в большинстве случаев — только если я звонила папе и устраивала истерику.
Когда ребёнок наконец-то родился, я вздохнула с облегчением и решила нанять няню мне в помощь. Перебрав несколько кандидатур, присланных агентством по персонал, я не нашла подходящую для меня женщину. Олеся, узнав о моих поисках, предложила свою кандидатуру — она как раз находилась в поисках работы.
Я хорошо к ней отношусь, но она — абсолютно безответственный человек. Оставить включённый утюг, забыть про чайник на плите, не взять с собой деньги — она просто идеальный образец рассеянного человека. Я ей отказала, смягчив отказ презентом.
Олеся, серьёзно обидевшись на мой отказ, присоединилась к Валентине Александровне в ненависти ко мне. Из «подружки» и «классной тётки», я превратилась в «зажравшуюся тварь».
Когда Миле, нашей дочке, было два года, муж выпросил отпуск, впервые за несколько лет работы на моего папу. Папа, скрипя зубы, отпустил своего зятя, которого прочил себе в приемники. Няня отказалась ехать с нами, и мы решили оставить ребёнка в городе. Муж позвонил своей маме, и она согласилась пару недель пожить у нас дома, приглядывая за внучкой.
Мы вернулись домой, дома был порядок, дочка была в восторге от времени, проведённого с бабушкой. Валентина Александровна даже соизволила любезно со мной пообщаться. Мы вызвали ей такси и она уехала домой.
Оказалось, что пока нас не было, к нам приходила Олеся. Узнала я об этом, когда подняла истерику по поводу пропавшей серьги из бриллиантового гарнитура. Муж позвонил своей маме и расспросил, не видела ли она серёжку.
— Олеся приходила, Милочка нашла шкатулку с драгоценностями и они играли, но я, как увидела это безобразие, сразу велела им всё положить на место. — сообщила нам Валентина Александровна.
Я перерыла весь дом в поисках пропажи. Муж успокаивал меня:
— Найдётся, не переживай, мама с сестрой не могли её взять.
Я не верила мужу. А последние сомнения отпали, когда Олеся выложила фотку в инстаграм с последним айфоном в руках. Я сразу поняла — она украла мою серьгу. Сам комплект стоил примерно четыреста тысяч рублей — пара серёг и кольцо.
Я села в машину, погрузила туда Милу и мы поехали к Олесе. Я устроила ей жуткую сцену, разбила её телефон и обматерила с ног до головы, пригрозив что напишу на неё заявление, если она не вернёт мне серьгу. Олеся клялась, что не брала её, что телефон ей подарил мой муж, но я ей не верила — факты были на лицо.
Муж подтвердил факт подарка. Я отказалась верить и его словам — я была уверена, что он покрывает сестру. Я выгнала его из дома и заставила папу его уволить. Муж подал на развод.
Сережку мне принесла няня, спустя месяц после всего случившегося. Она лежала в баночке из-под киндера в Милочкиных игрушках. Я схватилась за голову — что же я натворила?
Я позвонила мужу и попросила о встрече. Он сказал, что нам не о чем разговаривать, если дело не касается Милы. Я начала просить прощения, но он только хмыкнул:
— Я знал, что твоя серёжка дома. Рада, что ты нашла пропажу. — и повесил трубку.
Я съездила к Олесе, просила прощения у неё, просила чтобы она поговорила со своим братом, чтобы он меня простил.
— Как я могу, выше величество? Разве мы — простые смертные достойны с Вами общаться? Иди отсюда! — посмеялась Олеся и выставила меня за порог.
Родители сказали, что я сама дура и сама во всём виновата, что тут они мне не помощники. Я не знаю, что мне делать, я люблю мужа, я раскаиваюсь за свои обвинения. В конце концов, каждый человек имеет право на ошибку.
Одна только Валентина Александровна мне позвонила и меня поддержала:
— Дай им время, ты их очень сильно обидела. Не расстраивайся, всё наладится. Ты — хорошая, только немного импульсивная. Дай им остыть.
Сижу, жду, пока они «остывают». Но мне кажется, что они меня никогда не простят. Муж отказывается забирать иск о разводе. Я в отчаянии.
Знаете, я вот только сейчас задумалась — мы никогда не покупали Миле киндеры…
