С моим мужем я была знакома с детства — мы жили в одном подъезде. Моя семья была неблагополучной, в отличии от семьи Юры. В подростковом возрасте я не умерла с голоду, только благодаря Юриной маме — Людмиле Васильевне.
Она забирала меня ночевать к ним домой, когда мои родители напивались и были не в состоянии открыть дверь родной дочери.
Именно с Людмилой Васильевной я делилась своими девичьими заботами. Она давала мне деньги на продукты, покупала средства гигиены, учила пользоваться косметикой и рассказывала о безопасном поведении с мальчиками.
Юра старше меня на несколько лет. К тому времени, как я закончила школу, он учился уже на 3 курсе в городе, за 200 км от нашего городка.
Платье на выпускной было подарком Юриной мамы. Я очень к ней привязалась и была ей очень благодарна за всё, что она для меня сделала. Но всё равно, несмотря на её уговоры, я уехала поступать в институт.
Она купила мне кое-какую одежду, чтобы мне не было стыдно перед однокурсниками, и дала немного денег на первое время. Я поступила на бюджет. Днём я училась, а по вечерам работала в цветочном магазинчике.
Когда я училась на 3 курсе, мы с Юрой случайно встретились и у нас закрутился роман. Юра настоял на том, чтобы я бросила работу и сё своё время посвящала учёбе и ему. Из общежития я перебралась в Юрину квартиру, которую купили ему родители.
Единственное, о чём он попросил — не сообщать о наших отношениях его маме. От моих расспросов о причинах этого, он отшучивался.
Я закончила институт и пошла работать по специальности — учителем начальных классов. Юру к тому времени повысили, и он стал неплохо зарабатывать.Но к своим родителям в гости он по-прежнему ездил один.
Когда я забеременела, перед нами встал вопрос о нашей свадьбе. Юра, с обречённым видом, поехал к родителям, обрадовать их предстоящим браком и пополнением в семействе. Вернулся он расстроенным — его родители были категорически против того, чтобы я вошла в их семью.
Мы просто расписались. Я готовилась к предстоящему материнству. Я была абсолютно счастлива — любимый человек рядом, скоро я подарю ему ребёнка, всё у нас будет хорошо.
До роддома оставалось полтора месяца. Юра был на работе, я варила обед — обычный день женщины в декрете. Только этот день я запомню на всю жизнь.
Людмила Васильевна открыла дверь своим ключом.
— Так, и кто тут у нас такой умный? Кто думает, что хорошо в жизни устроился? — с порога начала спрашивать моя свекровь.
Она зашла на кухню и увидела меня.
— А, побирушка, это ты? Действительно брюхатая, не соврал сын. И что с тобой делать?Сыну моему жизнь решила испортить, вместе со своим ребёнком 3 сорта?
Я не узнавала ту милую, заботливую женщину, что столько раз меня выручала. Её лицо было искажено злобой, а в глазах светилась ненависть.
Мне было очень обидно: да, мои родители — алкоголики, но ведь я — не такая, как они. Я выучилась, не спилась, жду здорового ребёнка. Я никоим образом не чувствую себя третьесортным человеком.
— За что Вы так со мной, Людмила Васильевна?
— За что? У тебя ещё совести хватает это спрашивать? Влезла в койку к моему сыну, своей беременностью хочешь испортить будущее моего мальчика. Ты знала, что у него есть невеста? От которой он отказался из-за тебя. Я буду великодушна — дам тебе возможность отблагодарить меня за всё, что я для тебя сделала. Слушай и запоминай, что ты должна делать.
— Сегодня ты соберёшь вещи и уйдёшь от моего сына. Вот конверт, там деньги на квартиру. Роды начнутся, позвонишь мне, я приеду. Мои друзья — хорошие бездетные люди, заберут твоего ребёнка. В роддоме тебе напишут бумажку, что твоё отродье не выжило. Не волнуйся, в накладе не останешься — тебе хорошо заплатят. Собирайся, жду тебя в такси.
Её слова до сих пор стоят у меня в ушах.
Она ушла. Я закрыла дверь изнутри на защёлку. Как она может желать такой судьбы собственному внуку: расти у чужих людей при живых родителях? Через час мне на телефон пришло сообщение:
Ты пожалеешь
Придя домой с работы, Юра застал меня на грани истерики. Я не стала ничего ему рассказывать о визите и словах его матери — не хотела портить их отношения.
В роддом я уехала со схватками на сороковой неделе. Что-то пошло не так. Я очнулась только через 3 суток в реанимации. Врач сказал, что у ребёнка с такими тяжёлыми врождёнными патологиями, просто не было шансов.
Я не понимала, о чём он говорит: я не пропустила ни одного приёма, ни одного анализа или обследования во время беременности. Все результаты были идеальными.
Они даже не дали мне увидеть сына:
— Забрала родственница для погребения.
Ну конечно, свекровь. Это её рук дело. Мой ребёнок жив! Сразу после выписки, я отправилась к ней домой. Я требовала, умоляла, плакала, стояла на коленях — лишь бы она сказала, куда дела моего ребёнка. Приехал Юра, он не поверил ни единому моему слову. Я до сих пор сама иногда себе не верю.
Из дома свекрови меня забрали в психушку. С таким клеймом, с детьми мне никогда больше не работать. Юра со мной развёлся — не простил моих обвинений в адрес его матери.
Я работаю продавцом, снимаю комнату и очень часто пью. Сегодня — особенный день, сегодня моему мальчику исполнилось 4 года. Я знаю, он жив. Я уверена в этом.
( История записана со слов пьющей соседки, живущей в одной квартире с моей подругой. Я не знаю — правда ли всё это, или всё вышеизложенное — плод воспалённого воображения пьющей женщины.)
