Столичный житель Гавриил Чекин, молодой парень, приехал по коммерческим делам в небольшой город и был удивлен убогими домами, пыльными без тротуаров улицами, серостью города.
Дела фирмы, в которой он служил, не ладились, она находилась на грани банкротства, и настроение у него было мрачное. А ведь совсем недавно дух захватывало от тех надежд, которые возлагал на фирму, и этот контраст особенно действовал угнетающе.
Сюда и приезжать в сущности не стоило. Это он сразу понял, едва ступив на перрон. «Как только здесь люди живут!» —думал он, прохаживаясь по улицам, освещенным нежарким августовским солнцем. А местные жители не замечали невзрачности своего города, шумел базар, торговали магазины, всюду стояли ларьки—примета нового времени.
Но потом его приятно поразили женщины, — было много красивых. Вообще же женское население преобладало. Впрочем, на мужчин он не глядел.
На него тоже поглядывали, и не потому, что, наверное, был красавцем—одет со столичным лоском, — темно-серый костюм, складно сидевший на нем, модный галстук и лакированные слегка поскрипывающие ботинки.
Стрижка тоже моднейшая. Лицо его было довольно приятное с крупными чертами. В столице выделиться трудно, да и все спешат, а здесь ритм неторопливый, замедленный, и взор человеческий дольше задерживается на людях.
«Хорошо бы познакомиться, — пришла мысль. — Убить время до отхода поезда».
Глаза его буквально разбегались. «Вон та хорошенькая. И эта», — думал он, взирая на девушек.
Гаврила обошел пешком почти весь город. Кончились сигареты, и он подошел к ларьку, чтобы купить. В витрине стоял все тот же импортный набор, что и в Москве.
Вдруг он ощутил, как прикосновение солнечного луча, чьего-то взгляда—на него ласково глядела девушка в блестящей зеленой кофточке. Вокруг глаз ее проступали едва заметные веснушки, и вся она была словно обсыпана позолотой. Волосы сияли в лучах солнца, проникавшего в тесный ларек.
—А у вас других сигарет нет? — спросил он.
—Нет, только импортные, — она глядела на него с любопытством.
Говор у нее был протяжный, певучий—так говорили в городе. Он уже наслушался на рынке местной речи.
Гаврила купил пачку, а потом подумал и купил целый блок. «Зачем? — выругал он себя. — Таскай теперь». Можно уходить от ларька, но он не уходил. Есть смелые остроумные люди, которым рассмешить женщину—сущий пустяк. Чекин, к сожалению, к ним не принадлежал.
—Скажите, а где в вашем городе можно поесть? — поинтересовался он. понимая, что говорит, возможно, не совсем то.
—Покушать у нас можно в ресторане. Днем это заведение работает как столовая, а вечером—как ресторан.
—Не согласились бы вы пойти туда со мной? — не спроста он, оказывается, заговорил о еде, мысль его работала сама по себе, почти без участия воли.
—Что-о вы! — удивилась девушка. —У нас так не принято. К тому же мне нельзя отлучаться. Я на работе.
—До закрытия, Чекин глянул на вывеску ларька, — осталось меньше часа. Я бы мог подождать.
—Соглашусь, а потом обо мне заговорит весь город. Скажут, я хожу по ресторанам с незнакомыми людьми.
—Что у вас в городе все друг друга знают, как в деревне? И ресторан пользуется дурной репутацией?
—Почти все знают, если не по имени, то в лицо. А ресторан—что ж, на то он и ресторан.
—Но люди увидят, что я привел вас в целости и сохранности домой, убеждал он девушку и, по-видимому, привел очень веский аргумент.
Ее золотая головка кивнула в знак согласия.
—Мы еще не познакомились. Гавриил, можно просто — Гаврик, —Чекин вежливо склонил голову.
—Ариадна, ее маленькая рука просунулась сквозь крошечное окошко ларька.
Чекин бережно коснулся ее.
Он ожидал, что она произнесет —Нина или Надя, а у нее оказалось редкое, экзотическое для провинции имя. Гавриил подзабыл историю, но немного помнил, что по нити Ариадны кто-то вышел из лабиринта.
—Не буду мешать вам работать. Приду ровно в шесть.
Минут сорок блуждал, не помня где, Чекин, то и дело взглядывая на часы, чтобы не опоздать и не прийти раньше времени. Он остался доволен собой. Говорил, кажется, неглухо, без банальностей. Он понимал девушку.
В ней жило наивное добродушие и боязнь провинциалки—что скажут обо мне люди. Увы, этой черты лишены жители больших городов Девушки рано становятся самостоятельными, им нет дела до того, что о них подумают.
Гаврик появился перед ларьком ровно в шесть.
—А я думала, вы не придете, — промолвила Ариадна.
—Почему вы так подумали?
—Да так. Поговорили от нечего делать, позабавили себя —и ушли.
—Я не мог не прийти: вы очень красивы.
Слушая его, она шире распахивала свои изумительные глубокие глаза. Ей еще никто не говорил таких слов. Да и парень тоже нравился.
—Мне по дороге ключи надо занести и сдать выручку.
—Много наторговали?
—Не особенно, —вдруг она остановилась. — Почему я иду с вами? Это запрещено. Надо сперва сдать выручку и ключи. Вы не грабитель, случаем?
—Неужели я похож на грабителя?
—Нет. не похожи. Знаете что. Я пойду передом, а вы идите следом. Будто мы не знакомы. Ладно?
—Хорошо.
Ариадна пошла впереди, а Гаврила—чуть поотстав. Она плыла уточкой, немного раскачиваясь из стороны в сторону. Он глядел на ее немного полноватую фигуру и волновался от близости к этой девушке, с которой час назад был еще не знаком. Прошли набережной неширокой реки, где на мостках женщины полоскали белье.
Ариадна остановилась около небольшого здания, в котором помещалась торговая контора.
— Я сейчас вернусь
Спустя некоторое время она вышла и взяла Чекина под руку.
— Теперь я свободная. произнесла она с облегчением.
Ресторан оказался значительно хуже, чем ожидал Чекин, с покатым кафельным полом, на котором и трезвому трудно удержать равновесие. На некоторый уют намекали шторы на окнах. У одной стены поднималась круглая эстрада. Но музыкантов еще не было. Они играли поздно вечером.
Когда они вошли в зал, все уставились на них.
В дверь даже выглянула повариха в высоком колпаке.
—Я говорила вам, что теперь обо мне целый месяц будут судачить: ходила с приезжим в ресторан.
—Это вас очень трогает?
—Конечно. Вы побудете тут и уедете, а я останусь.
—А может быть, вы со мной поедете? — на Чекина нашла отчаянная решительность.
Но девушка, строго взглянув, охладила пыл Гаврика.
—Ишь какой быстрый! Я вас совсем не знаю и вы меня не знаете.
—Я вас знаю, точно всю жизнь прожил по соседству.
Опустив глаза, она смущенно молчала.
—У вас в городе, видно, очень строгие нравы?? — спросил Гаврила.
—Как вам ответить? Нравы разные. Но большинство блюдет себя. У нас здесь прядильный комбинат и население больше женское.
—А я-то удивляюсь, почему так много женщин. Вон, оказывается, что! Так у вас в городе проблема с переизбытком женщин?
—Раньше, говорит, была большая нехватка мужчин. А потом построили механический завод, чтобы уравнять мужское и женское население.
Подошла официантка с короной на волосах и коротком переднике. Она так пронзительно в упор глянула на Ариадну, что та под ее взглядом съежилась.
За соседними сдвинутыми столиками уже шумела подвыпившая компания. Местный хлыщ, лет тридцати мужчина, пробовал управлять хором и размахивал руками. Однако никто на него не смотрел, и никто его не слушал, и пели кто во что горазд. Ему на плечо томно склоняла голову женщина. Видимо, компания справляла какой-то юбилей.
Заказ пришлось ждать долго. Наконец его принесли — салат из помидоров и отбивную с жареным картофелем. Мясо оказалось твердым, как фанера, и не дожаренным, а картофель остывшим. Гаврила ел, почти не замечая, что ест, а его спутница несколько конфузилась, часто клала вилку с ножом на стол и вытирала губы салфеткой. Вино совсем не пила, только чуть-чуть пригубила.
Гаврила хмелел от вина, а от соседства с девушкой и готов был даже признаться в любви. Чем же она его так покорила? Только ли своим видом? Или излучением, исходившим от ее души?
Вскоре Ариадна запросилась домой.
— Как и обещал, я провожу вас и передам вашим предкам, — Чекин встал.
Ариадна повела его кривыми улочками и переулками.
Движение на улицах уже замерло, отдыхала пыль на дорогах. Пожилые люди сидели на скамейках возле домов. Головы разом поворачивались к шедшей молодой паре, долго провожали взглядом, пока парень и девушка не скрывались за поворотом.
У стариков словно не было никаких забот, кроме одной — наблюдать, какие люди ходят по их улице. Чекин вдыхал атмосферу города. Еще утром он не мог представить, как могут жить здесь люди, а теперь город ему все больше нравился. Улицы с заборами казались живописными.
По мере приближения к дому Ариадны взгляды людей становились пристальней и продолжительней. Девушка здоровалась со всеми встречными, и ей отвечали на приветствие. Круг знакомых в маленьких городах, оказывается, шире, чем в крупном городе, где иногда соседи по квартире не знают друг друга. Здесь, как в деревне, здороваются почти со всеми.
— Вот тут я и живу, — промолвила Ариадна, подводя его к двухэтажному кирпичному дому.
Из всех раскрытых окон на них смотрели, а из одного окна — особо заинтересованно. «Это ее родители»— догадался Чекин. Из подъезда выбежала немного расплывшаяся женщина, отдаленно похожая на Ариадну — такой должна стать Ариадна лет через двадцать, — и, не дав Чекину опомниться, повела за рукав в дом — попался!
Там его познакомили с морщинистым мужчиной лет под пятьдесят, отцом Ариадны, и усадили за стол. Квартирка была маленькая, но уютная. Гаврила сидел рядом с девушкой, а на стол перед ними ставились малосольные огурцы, свежие помидоры, фаршированный перец, жареное и пареное, — все, чем богат август.
Чекин просил их не делать этого — только что из ресторана, но его не слушали и ставили, ставили новые блюда, пока весь стол не оказался сплошь заставленным тарелками с едой. Он бы мог просидеть допоздна, ведя неторопливый разговор обо всем на свете, но в кармане у него лежал билет до Москвы, и поблагодарив, поднялся.
Ариадна пошла провожать его. До вокзала отсюда было рукой подать, и стук проносящихся поездов доносился в раскрытые окна.
— Мне не хочется уезжать отсюда. Оставлять тебя одну. О тебе теперь судачит весь город, — говорил Чекин, прогуливаясь с ней по освещенному лампами перрону в ожидании поезда, который должен прибыть с минуты на минуту; незаметно они перешли на ты. — Когда мы увидимся?
— Ты забудешь меня, когда сядешь в поезд, — ответила девушка, опустив глаза. На ее щеках лежала тень от ресниц, и лицо казалось печальным.
— Я тебя никогда не забуду, — серьезно сказал Гавриил.
Они недоговорили. Показался поезд, освещая себе путь мощным светом прожектора. От стоявших на перроне людей в разные стороны побежали длинные тени, а висевшие на столбах фонари сразу померкли. В спешке, поезд стоял всего две минуты, пассажиры поднялись в вагоны.
Гаврила пожал Ариадне руку и тоже взобрался в вагон. Поезд тронулся и пошел, наращивая ход. Чекин глядел из-за плеча проводника на девушку и махал рукой. В ответ она тоже махала ему. Странное состояние пережил Гавриил.
Ему почудилось, что от Ариадны исходит невидимая нить, и этой нитью он был крепко привязан к ней. Нить все разматывалась, и конца ей было не видно и края. Так вот какую нить дала древняя, но юная и, надо полагать, прекрасная Ариадна своему возлюбленному, Гаврик вдруг вспомнил, Тесею, нить любви, самую прочную на земле.
