Меня, например, бабушка в садик водила. «Забрасывала» перед работой, вернее. На завод не опоздаешь, а сад в тот год попался на другом конце района. Да, не переехав за все детство ни разу, я меняла садики как перчатки.
Кажется, это сейчас сложно отдать ребенка в дошкольное учреждение. Скажите это моей маме. Она таинственно улыбнется.
Так вот, в тот год — мне исполнилось четыре — маме дали путевку в новый детсад. В строящемся микрорайоне. Понятное дело, ребенка в такие тонкости не посвящали.
Я помню разве что, как мучительно сложно было заново запоминать одногруппников, учиться дружить с ними, привыкать к новой дороге до сада и новым воспитателям. В общем, без восторга я в садик ходила. Но один раз решила себя пересилить.
Ранняя, очень теплая осень. Или поздняя весна. Мы с бабушкой выходим из троллейбуса, сворачиваем раз, другой, третий, и оказываемся на утоптанной дорожке, ведущей к воротам сада.
— Я сама дальше пойду, — говорю вдруг.
— Точно? Дорогу помнишь? — строго смотрит бабушка.
— Дак вон туда ведь, — отвечаю, махнув рукой прямо. Пройти нужно было, наверное, метров пятьдесят.
— Хорошо. Вот одежда, носки… До вечера!
Бабушка подает мне пакет с вещами, отдельно желтые носки, и я делаю несколько решительных шагов по направлению к воротам. Пожалуй, я чувствую себя Нилом Армстронгом в этот момент. Хотя понятия не имею, кто это, — мне же четыре года.
Шаге на пятом или шестом решительность вся улетучивается. О, боже мой, я иду в садик. Одна. Нет. Этого не может быть. Этого не должно быть. Я не люблю садик. Бабушка?
Но бабушки и след простыл.
Что должен сделать рассудительный ребенок? Повернуться и все же пройти злосчастные пятьдесят метров. Конечно, я сделала ровно наоборот: развернулась и побежала искать бабушку, чтобы сообщить ей нечто важное.
А именно: в садик я не хочу! Но добежать получилось лишь до троллейбусной остановки. Ни номера троллейбуса, ни направления, в котором он должен ехать, я не знала.
— Ну, все… — мрачно подумала я, глядя на асфальт. — Осталась я совсем одна в этом мире. Буду тут стоять и плакать, пока не умру.
И действительно заплакала.
— Девочка, ты что, потерялась? — спросил какой-то дяденька. Вспоминая его много лет спустя, я осознала, что дяденьке было вряд ли больше двадцати. Но тогда это был очень взрослый человек. И мое спасение.
— Да.
— Где твои родители?
— На работе.
— А ты почему здесь?
— Я в садик пошла.
— Хочешь, я тебя провожу?
Это могло бы стать хэппиэндом истории. Но — нет. Для моего провожатого это стало обзорной экскурсией по всем близлежащим детсадам. Их в микрорайоне построили штук шесть.
И если дорога к первым была благоустроена, то к последним пришлось ковылять по глине мимо экскаваторов. Причем в каждом, посмотрев на меня, заведующая неизменно отвечала: это не наш ребенок.
В какой-то момент юноша не выдержал и оставил меня в садике. Хотя и там девочку, вооруженную желтыми носками, не признали тоже.
К счастью, с самого раннего возраста я помнила наизусть четыре вещи: название города, в котором живу, фамилию, имя и отчество мамы (и бабушки) и номера телефонов — домашний и мамин рабочий. Собственно, так и удалось вручить потеряшку семье.
Если честно, не помню, попала ли я в тот день в правильный садик. Наверное, все же попала — вряд ли маме дали отгул на весь день. Ругать меня она на стала. Может, и зря — я потом еще много лет куда-нибудь терялась. Да и до сих пор могу. Поэтому всегда ношу с собой планшет с навигатором.
