В восьмом классе Вовка прочитал книгу о войне, в которой был эпизод — немцы наступали, а жители деревень – эвакуировались, убегали. И в одной семье была лежащая старуха-мать, и её взрослый сын, не ушедший на фронт из-за инвалидности, и жена сына, и дети, и ещё тетки… И вот они решали, что делать с матерью?
Далеко ведь не убежать с носилками. И в книге был описан довольно мучительный процесс принятия решения. Сама мать говорила, что она уже пожила, что она старая… Её оставили.
Вовка, конечно, внутренне возмущался, потому что не мог себе и представить такого… Это ведь – мать! А Вовка любил – и мать, и отца, и всё у них было в семье хорошо, пока отец не ушел от них. К этому времени, Вовка учился уже в десятом классе.
Класс был выпускным – в то время средняя школа была ограничена десятью классами, а одиннадцатый, в качестве бонуса, появился гораздо позже. Кто-то посчитал, что дополнительный год прибавит качества образованию, и оно станет ещё лучше… Эх. Ладно.
Отец, который неожиданно и быстро «полюбил другую женщину», словно всадил в юное сердце Вовки большую цыганскую иглу. Это было настолько больно, что сказалось на Вовкином аттестате. А мама…
Мама стала выпивать с одинокими соседками, благо их хватало. Вовка спокойно к этому относился, но потом маму уволили с работы, и начались проблемы. И не только бытовые. Но… В конце концов, Вовка был уже взрослым – умел сам себе пожарить картошку или яичницу.
А времена изменились не только в семье у Вовки. Распалась страна, и жить стало сложнее. Непонятнее. Цены подскочили, и у Вовки часто не оказывалось ни картошки — ни хлеба. Одна из соседок научила его печь плюшки, то есть показала, как готовить тесто. Иногда приходил отец.
Подкидывал денег, и говорил, что очень любит Вовку, но… Жизнь – сложная штука, сынок, и всё такое. Вовка пошел в ПТУ, учиться на повара-пекаря… Очень уж вкусные плюшки у него получались.
Возвращаясь домой после учёбы, он гадал – вернулась ли мать домой после загула? А если она была дома, то вопрос уже стоял так – не ушла ли она снова? Надолго…
Так они и жили.
В армию Вовку не взяли — у него нашли язву, которая вот-вот могла прободнуться. А потом он познакомился с девушкой, они стали встречаться, и решили пожениться. Вовке казалось, что это событие должно как-то изменить мать, но она продержалась несколько дней, а потом… Всё вернулось на круги своя.
Хотя это не круги даже были, а какие-то ломаные линии, зигзаги. Вот на них всё и вернулось. Жить молодые стали в Вовкиной квартире, и это было не совсем просто, но терпимо. Чего уж теперь? Не жениться, если мать такая? Да, случались и скандалы, но трех комнат хватало, то есть было место, чтобы всем разойтись по углам.
Прошло ещё время, не то, чтобы много, а год… У Вовки родился сын. Он снова подумал, что это событие как-то повлияет на мать, но… Всё ковыляло, петляло, прихрамывая, по ломанным линиям.
Родителям Вовкиной жены достался в наследство дом от дальней родственницы – большой дом, с садом, в Краснодарском крае. И родители отдали дом молодым. И сказали, что мол, времена трудные, а там, если лениться не будете, всё – своё. Земля благодатная, море рядом. Ребенку витамины будут.
— А мама? – спросил Вовка.
— И маму возьмете с собой. Может она там, без знакомых своих, вернется к нормальной жизни?
Но мама отказывалась уезжать. Вовка долго уговаривал её, и уговорил. Вещи отправили контейнером, Вовка купил билеты, но в день отъезда мама снова ушла, и не вернулась.
А поезд ждать не будет.
На вокзале их провожали родители жены, и Вовкин отец, тоже пришел. Все обнимались, и говорили, как любят друг друга.
«Как там мама?», — думал Вовка, когда поезд тронулся, и его родной город медленно, а потом всё быстрее стал исчезать за окном купе.
В станице, куда приехал Вовка с семьей – было тепло и непривычно. Соседи разговаривали как-то по-своему, Вовка даже не все слова понимал. Но ко всему надо было привыкать, приспосабливаться. Вовка пекарем устроился — в соседнем городке был хлебозавод.
Шло время, а Вовку терзали сны. Ему снилась мама. Раз в месяц он звонил домой, и раз в три-четыре месяца она оказывалась дома. И тогда ему становилось легче. Жива! И ещё он стал часто вспоминать ту книгу, тот эпизод, и говорил сам себе:
— Так ведь сейчас не война, а мирное время. И что мне было делать? У меня жена, ребёнок… Никто её пить не заставляет, сама так выбрала. А что уехал, так… Даже не попрощавшись…
И вот он оправдывал себя, оправдывал, а в конце всегда срывался:
— Мирное время! А если бы война была, как бы я себе повёл? Сволочь я… Хватит уже юлить. Отец её предал, и я бросил. Тоже предал. В мирное время!
И это его терзало настолько, что он пошел в церковь, и даже исповедовался, и ему больше всего хотелось рассказать, как он уехал, а мама – осталась. Осталась в таком состоянии, что… Нельзя её было одну оставлять.
Но он не смог рассказать это на исповеди. Его словно сковало что-то, ему стало плохо. Он умолчал об этом, решив отложить на потом. А потом – ещё раз на потом. А на третий раз – рассказал. Всё это заняло года полтора. Ну, если от начала – до конца.
Однажды он работал, и к нему подошла женщина-технолог, и сказала, что звонит жена, что что-то срочное. Он пошел в кабинет, взял трубку, и услышал взволнованный голос жены:
— Вовка! Мама приехала…
Да, ноги-то подкашиваются не только у женщин, если вы не знали. Они у Вовки, того… Ватными стали, поехали… И даже сердце схватило. Он не поверил. Последний раз, на тот момент, он разговаривал с матерью. Года два назад.
Выжила! Так подумал он.
И отпросился с работы. Поймал попутку, и просил водителя ехать быстрее…
Его мама выглядела, как… Ну как женщины-бомжи выглядят? Примерно вот так и выглядела. Даже поседевшие волосы свалялись на затылке. Одежда чужая. Но это была его мама. Её глаза. Вовка разрыдался.
А потом, ломаные линии, всё эти зигзаги и кривые, постепенно стали приобретать круглую форму. Всё вернулось на круги своя. Мама снова стала похожей на саму себя. Она помогала им, они вместе ездили на море..
Не знаю, зачем мне всё это рассказал уже совсем взрослый Вовка – ему уже за сорок было, но он рассказал. А ко мне он пришел совсем по-другому вопросу.
Цыганская «игла» в сердце, оставленная отцом – всё ещё причиняла боль. Только он её не замечал раньше, когда думал о маме, когда переживал за неё, а потом в «дела подался», как он сам выразился. И тоже не замечал. И они вернулись обратно, в Питер…
И вроде бы жить им и радоваться, но мешала ему «игла» эта. Вот её мы и пытались «вытащить». Это было непросто. Отца Вовки к тому времени не стало, а Вовка оборвал общение с ним, до этого, да ещё и высказал ему всё, что думает. Разово, но очень сильно. И болеть внутри стало ещё сильнее.
Очень уж сердце у Вовки было такое, чувствительное. Наверное, это от книжек, которые он читал в детстве и юности.
