— Дочь на меня обижается! — рассказывает шестидесятилетняя Полина Васильевна. — Оказывается, я — плохая мать, растила ее не так! Всё делала неправильно: и кормила плохо, и одевала в старьё, и по паркам-театрам не водила, и к морю не возила! И даже велосипеда у нее, бедняжки, в детстве не было… Ну, может и не было, да — жили мы скромно. Я растила ее одна. Мне никто не помогал — муж сбежал, алименты платил нерегулярно, родители рано умерли. Крутилась сама, как могла…
… Полина Васильевна и сейчас живет скромно и замкнуто, в двухкомнатной квартире, которая давным-давно досталась ей по наследству от родителей. Смотрит сериалы и популярные ток-шоу по телевизору, вяжет крючком ажурные скатерти, которые потом стопками складывает в шкаф, ловит скидки и акции в ближайших продуктовых супермаркетах: за молоком и сахаром идет в один магазин, а за капустой и свеклой — в другой…
Впрочем, за дешевыми продуктами Полина Васильевна охотится скорее из спортивного интереса, а не по жесткой финансовой необходимости. В отличие от многих, она не бедствует: за хорошие деньги сдает квартиру, которую купила в начале века специально «себе на старость».
— Тогда цены на московское жилье были не такие бешеные, как сейчас, — рассказывает Полина Васильевна. — Был какой-то период, когда реально было купить, и я успела каким-то чудом… Это счастье, что я смогла обеспечить свою старость и ни от кого не зависеть теперь. На пенсию не проживешь, работать уже сил нет, и на дочь надеяться не приходится! У нее вон только одни претензии и обиды, общаться со мной не хочет…
Дочь Полины Васильевны, Евгения, с девятнадцати лет живет одна, съехала от матери еще на втором курсе института. Сейчас Жене уже за тридцать, у нее семья, муж и шестилетний сын.
Евгения с мужем работают и платят ипотеку за квартиру в Подмосковье, ребенок ходит в сад. На случаи форс-мажора с ребенком их за небольшие деньги выручает неработающая соседка.
Бабушек сын Евгении почти не знает: свекровь живет далеко, а поддерживать отношения с Полиной Васильевной дочь не считает нужным.
— Вот я уже и взрослая давно, сама мать, а до сих пор обидно! — объясняет Евгения близкой подруге. — Не могу простить матери нищего детства. Старой одежды с чужого плеча, стоптанной обуви, насмешек в классе!..
— Слушай, но так тоже нельзя! — уговаривает Евгению подруга. — Твоя мама растила тебя одна. Разве можно обижаться на родителей за их бедность? Маме наверняка было непросто…
— Ой, да ладно, чего там непросто! — злится Евгения. — У нее была нормальная работа на госпредприятии, свое жилье. Зарплату матери не задерживали никогда, даже в девяностые платили вовремя, и неплохо платили. Ее приятельницы с работы не жаловались, а мы жили, затянув пояса. Особенно я. Себя мать не обижала, одежду себе покупала регулярно, обувь новую…
— А тебе не покупала, что ли?
— В том-то и дело, что нет. Я ходила в том, что добрые люди отдавали «несчастной матери-одиночке, которая героически одна воспитывает ребенка». У соседки были два мальчика постарше, она часто приносила нам вещи — после двоих пацанов. Эти вещи на мусорку надо было тащить, а она — нам. Да к тому же еще и мальчиковые. А мать брала, и отправляла меня в ЭТОМ в школу. Я была посмешищем всего района, но мать не обращала на это никакого внимания…
Евгения тяжело вздыхает.
— И дело не только в одежде… Эта ее экономия и сейчас мне выходит боком. Желудок до сих пор лечу, например. Толстая, сутулая, с проблемной кожей… Мать ни зубы мне даже не попыталась исправить, ни сколиоз. Врач рекомендовал бассейн, но на это у нас не было денег. На экскурсию меня с классом в Питер не пустила, у нас все поехали, ВЕСЬ класс, кроме меня… Даже на выпускной я не пошла — мне банально нечего было надеть, кроме единственного школьного платья!
— Но если у матери реально не было денег? — вздыхает подруга.
— Оксана, все у нее было. Стоило мне только съехать от нее в общежитие к девчонкам на втором курсе — она тут же квартиру купила. Естественно, не мне — так вопрос у нас никогда даже не стоял, она мне и сапог зимних-то не купила ни разу за все детство… Теперь у нее две квартиры, а мы с мужем, видишь, ипотеку платим.
— Жень, но она на свои деньги купила…
— На свои? А я считаю, что на мои! Сэкономила на мне. На фруктах, овощах, новой одежде, экскурсиях, зубах, велосипеде, коньках и гитаре… На моем здоровье, образовании, поездках и отдыхе. Ничего этого у меня не было в детстве. Зато у матери есть квартира, вот так…
***
Как считаете, вправе Евгения обижаться на мать в своей ситуации?
Ведь это глупо и не конструктивно — на четвертом десятке вспоминать стоптанные ботинки, которые уже сто лет назад истлели на свалке, и не купленный в детстве велосипед. Но как не вспоминать, когда десятилетиями гложет обида?
Или мать — это святое, а Евгения — моральный урод? Как вообще могло в голову прийти — обижаться на мать?
Должна быть благодарна, что мать родила и вырастила, не отдала в детдом и не бросила в канаву. Любила как могла. Воспитывала, книжки читала, беседы вела, чему-то учила, на что-то надеялась в будущем…
